В рубрику "Оборудование и технологии" | К списку рубрик | К списку авторов | К списку публикаций
В Минкомсвязи готовится программа “Цифровая экономика РФ”, в которой ставятся конкретные, в том числе количественные, цели. Чтобы оценить возможности и пути их достижения, важно опираться на согласованный набор терминов.
В последнее время не только в России, но и в мире большое внимание уделяется теме и, соответственно, терминам цифровизация, цифровая трансформация, цифровая зрелость, цифровая экономика, цифровая стратегия. Почему “цифровая трансформация” стала столь популярна в последние два года? Та ли это “цифровая трансформация”, о которой говорили в девяностые годы или в начале двухтысячных? Есть ли на сегодняшний день общепринятое согласованное определение терминов “цифровая трансформация” и “цифровая экономика”? И если есть разные толкования, то чем они отличаются? Есть ли общий рецепт для предприятия, отрасли, страны – как преуспеть на пути этой самой цифровой трансформации? Вот далеко не полный перечень вопросов, на которые автор пытается ответить в данной статье.
Итак, что же такое цифровая экономика? С 1995 года (когда термин был впервые введен сотрудником Массачусетского университета Николасом Негропонте), появилась масса толкований термина, но содержание понятия остается размытым.
Большинство определений перечисляет сервисы, технологии и устройства, которые связаны с понятием “цифровая экономика", четко не определяя, какую часть экономики можно отнести к цифровой. Наиболее часто “цифровая экономика” определяется как набор экономических и социальных видов деятельности, которые обеспечиваются информационно-коммуникационными технологиями, такими как Интернет, мобильные и сенсорные сети, включая осуществление коммуникаций, финансовых транзакций, образования, развлечений и других видов бизнеса на базе использования компьютеров, телефонов и других устройств [1, https://www.alrc.gov.au/publica-tions/3-policy-context-inquiry/concept-digital-economy#_ftn1].
В документе [2, https://www.sli-deshare.net/lawplusltd/trademarks-and-their-importance-to-digital-economi-es-of-developing-countries] представлено подробное описание структуры цифровой экономики (рис. 1) в виде трехуровневой экосистемы: нижний – аппаратно-сетевой уровень, над ним – уровень программной инфраструктуры и сопутствующих элементов, и верхний – уровень приложений, специфических для различных вертикальных секторов экономики.
В публикации OCED (Organization for Economic Cooperation and Development) [3, http://www.indianecono-my.net/splclassroom/338/what-is-digi-tal-economy/#sthash.OgOJx4h2.dpuf] ЦЭ вводится как термин, использующийся для описания рынков, которые фокусируются на цифровых технологиях и относятся к спектру экономических, социальных и культурных мероприятий, поддерживаемых Интернетом и другими ИКТ-технологиями. Отмечается, что ЦЭ связана “с торговлей информационными товарами или услугами посредством электронной коммерции”. Подчеркнем, что к ЦЭ предлагается относить не весь рынок электронной коммерции, а только ту его часть, которая связана с торговлей именно цифровыми товарами. Действительно, если через интернет-магазин приобретен нецифровой товар, то вряд ли следует к цифровой экономике относить всю сумму покупки, а не ту часть, которую получил интернет-магазин за посредническую онлайновую услугу.
Однако, похоже, такого мнения придерживаются не все участники рынка. Например, обратившись к методике подсчета вклада цифровой экономики в ВВП, предложенной в работе BCG [4, http://www.bcg.ru/documents/file220967.pdf], обнаружим иной подход. Согласно данному документу объем цифровой экономики – это онлайн-потребление плюс затраты на построение инфраструктуры этого потребления. Данная методика (на примере России) понятна из анализа (рис. 2). Объем цифровой экономики, который в 2015 году оценен в 1580 млрд руб., рассчитывается как сумма онлайн-потребления + расходы на доступ + расходы на устройства доступа + инвестиции + госрасходы + экспорт и минус импорт.
Под инвестициями в данной формуле подразумеваются капитальные затраты на развитие фиксированного широкополосного и мобильного доступа, осуществляемого в первую очередь телеком-операторами. Под госрасходами – затраты на поддержку государственных программ информатизации, включая такие, как программа сокращения цифрового разрыва между регионами; развитие электронного правительства и т.п. Под экспортом и импортом понимаются импорт/экспорт ИКТ-продуктов и трансграничная электронная коммерция.
Отметим, что на рис. 2 к наибольшей категории “онлайн-потребление” (1335 млрд руб.), по всей видимости, отнесено потребление не только цифровых, но и всех остальных товаров и услуг, продаваемых посредством электронной коммерции. Иначе откуда возьмется столь большая сумма? Действительно, по данным CNews, весь рынок электронной коммерции в 2015 году в России достиг 13,9 млрд долл., то есть около 800 млрд руб., включая цифровые и нецифровые товары и с учетом вклада локальных и зарубежных продавцов [5, www.cnews.ru/news/top/2016-03-02_rynok_elektronnoj_kommertsii_v_rossii_dostig_13].
Конечно, можно пользоваться разными методиками и определениями, но очевидно, что если к цифровой экономике относить транзакции, связанные с приобретением только софттоваров или “любых товаров”, то размер этой цифровой экономики будет существенно отличаться.
Отметим, что BCG связывает размер ЦЭ с вложениями в нее именно локальными компаниями, то есть учитывает экспорт национальных компаний в зарубежные страны и не учитывает импорт ИКТ-продуктов и услуг на внутренний рынок страны.
В подобной модели страна, которая будет создавать цифровые сервисы на базе импорта цифровых технологий и услуг со стороны зарубежных стран, может оказаться страной с меньшей цифровой экономикой, чем страна, которая имеет продвинутые национальные ИКТ-компании, которые не заинтересованы вкладывать во внутреннюю инфраструктуру, а ориентированы на так называемое офшорное программирование.
Вводя все больше параметров для оценки развитости цифровой экономики, мы приходим к методике построения комплексных коэффициентов, которые учитывают разные аспекты развитости тех или иных технологий, а также факторы законодательного регулирования бизнеса в стране.
Такую методику, в частности, предлагает компания Huawei, которая рассчитывает индекс цифровой трансформации GCI (Global Connectivity Index), базирующийся на нескольких десятках параметров, включая параметры “производительности” (предложение ИКТ, спрос на ИКТ, качество обслуживания, потенциал) и “обеспечения трансформации” (облака, широкополосный доступ, ЦОД и Интернет вещей) [6, https://habra-habr.ru/company/huawei/blog/303358/ ].
На рис. 3 показана зависимость уровня GCI от номинального ВВП на душу населения. Кривая на рис. 3 имеет s-образный вид, описывает стадию зарождения, быстрого роста и замедления, что позволяет сделать вывод о том, что в развитых странах с высоким уровнем внедрения ИКТ наступает стадия насыщения, когда развитие информационных технологий дает меньшее приращение в рост ВВП.
Почему же происходит данное насыщение? На этот вопрос пытаются дать ответ авторы работы [7, https://www.slideshare.net/Enna-kointi/chihiro-watanabe-platform-ecosystems-impact-on-gdp-increasing-dependency-on-uncaptured-gdp-and-its-consequences-to-finlands-future], где, в частности, подчеркивается, что рост внедрения инфокоммуни-кационных технологий носит двойственный характер (рис. 4). С одной стороны, развитие ИКТ приводит к росту их стоимости в силу расширения функциональности, с другой – массовое продвижение Интернета приводит к снижению цен на ИКТ-сервисы в силу их стандартизации и масштабирования. Все больше сервисов становится доступно на бесплатной основе (бесплатный поиск, бесплатные социальные сети, мессенджеры и т.п.).
Авторы работы [7] предлагают выделять “прямой вклад в ВВП” (потребление услуг от онлайновых агентов со стороны частных компаний, госкомпаний и госорганов, инвестиции в онлайновых посредников, экспорт и импорт онлайновых товаров и услуг); “непрямой вклад”, который реализуется за счет предоставления более эффективного поиска информации, за счет онлайновых сервисов, более эффективного обмена информацией в социальных сетях, за счет возможности покупать и продавать товары более эффективно при использовании электронной коммерции и за счет оптимизации издержек при использования облачных сервисов.
А также третью категорию – “вклад за пределами ВВП” – влияние на экономику использования B2B e-commerce-платформ и платформ проведения онлайновой рекламы, выгоды от бесплатных услуг для населения, таких как бесплатный поиск, общение в соцсетях, приобщение к культурным ценностям онлайн и прочим.
Таким образом, становится понятно, почему оценки разных авторов могут столь кардинально отличаться. Очевидно, на данном уровне развития таксономии сравнивать оценки разных авторов, касающихся размера цифровой экономики, не предоставляется возможным без указания на методику учета прямого и непрямого вклада этой экономики в ВВП.
Проанализировав различия в методиках оценки цифровой экономики, обратимся к анализу вариантов трактовки понятия “цифровая трансформация”.
Термин “цифровая экономика” обычно обсуждается в контексте цифровой трансформации. По идее, совокупность предприятий, осуществляющих цифровую трансформацию, должна стать основой цифровой экономики. Существует ли согласованное определение цифровой трансформации? Обратившись к открытым источникам, можно найти массу определений [8, https://www.slideshare.net/cignexglobal/roadmap-for-enterprise-digital-transformation-the-open-source-way]:
Одно из первых значений цифровой трансформации – это переход от аналоговых данных к цифровым, то, что сегодня принято называть цифровизацией. Динамику этого перехода можно проследить на рис 5.
[9, https://www.slideshare.net/jen-stirrup/digital-pragmatism-with-busi-ness-intelligence-big-data-and-data-visualisation, https://disruptivedigi-tal.wordpress.com/category/plat-forms/].
Причем если верить авторам работы (рис. 5), то к 2020 году доля данных, хранимых в аналоговой форме, приблизится к нулю и в узком смысле процесс цифровой трансформации закончится в самом ближайшем времени. Возможно, доля аналоговых данных будет снижаться чуть менее стремительно, чем полагают авторы прогноза (рис. 5), однако все сходятся во мнении, что цифровизация ведет к важным изменениям как на технологическом уровне, так и на уровне бизнеса.
Переход от аналоговых данных к цифровым приводит к конвергенции ряда технологий. В частности, медиа-, ИТ- и телеком-технологии трансформируются в инфокоммуникационные, происходит сближение маркетинга и электронной коммерции при распространении цифровых товаров. За счет перехода данных в цифровую форму стираются границы между старыми рынками и появляются новые. Соглашаясь с общими тенденциями, разные авторы связывают с цифровой трансформацией разный набор технологий.
В широком плане цифровая трансформация – это трансформация бизнеса, приводящая к росту производительности труда в конкретный период за счет перехода на те или иные новые цифровые (трансформирующие) технологии. Сторонники данного подхода полагают, что для каждого исторического периода характерна своя цифровая трансформация – для каждого периода времени можно описать, как некая совокупность ИКТ-технологий позволяет создать определенный качественный скачок в росте производительности.
Это толкование вписывается в широко принятую концепцию смены технологических укладов, где трансформация на базе ИКТ является одним из этапов (рис. 6). Кривая изменения экономического прогресса или роста производительности труда отображается в виде s-образной кривой с периодами зарождения (медленного роста), активного роста и зрелости (замедления роста).
В основе всех переходов лежат так называемые подрывные инновации (Disruptive Innovations), которые приводят к тому, что крупные и малогибкие компании (в том числе лидеры в своей отрасли) утрачивают свое господство, когда новые фирмы, вооруженные трансформирующими технологиями, позволяют создавать продукт, предлагающий новые свойства, предпочтительные для покупателя даже в силу некоторых недостатков нового продукта на ранней стадии его развития. Совокупность технологических инноваций приводит к смене одного уклада на другой.
Каждый этап на рис. 6 (включая ИКТ) можно разделить на подэтапы и в каждом выделить свои трансформирующие технологии. Например, компания BCG в отчете, посвященном теме цифровой трансформации, выделяет следующие этапы в развитии Web (рис. 7).
Причем разные аналитики выделяют свою периодику развития Web-технологий. Один из вариантов представлен на рис. 8, где показаны не только этапы, но и компании, которые сумели оседлать волну трансформации и получить сверхприбыль от ее коммерциализации на каждом из этих этапов.
Отмеченные нами s-образные кривые влияния технологий на бизнес можно отметить как на уровне совокупности технологий и стран, так и на уровне отдельных компаний и отдельных технологий. Например, на рис. 9 показана кривая зависимости “бизнес-отдачи” от внедрения технологий Big Data.
Кривая имеет ту же форму, на рисунке отмечено несколько стадий, объясняющих причину такого характера развития:
На этапе 1–2 (рис. 8) рост идет медленнее, чем на этапе 2–3, когда появляется бюджетное финансирование и стратегия повторяемых проектов, и на этапе 4–5 наступает насыщение и рост опять замедляется.
Какие же стадии трансформации бизнеса можно выделить в процессе развития ИКТ?
Отвечая на этот вопрос, интересно обратить внимание на график (рис. 10), приведенный в работе [10, https://www.slideshare.net/accentu-re/analog-to-digital]. В развитии технологий и процессов авторы рассматривают несколько стадий.
Стадия I, стимулируемая внедрением программного обеспечения уровня Back-End, к которой относятся две подкатегории (“фрагментированная автоматизация” и “консолидированная”).
Стадия II, стимулируемая внедрением программного обеспечения уровня Front-End (стадия обслуживания клиентов по поведению определенной категории клиентов – “прототипа”).
Стадия III (стимулируемая внедрением программного обеспечения поддержки социальных связей и оптимизации пользовательского опыта), включает две подкатегории: интерактивную – 4 и реального времени – 5.
Наличие данных технологических этапов определяет последовательность периодов, которые проходит бизнес: A (локальный охват), B (региональный охват), C (глобальный охват), D (суперглобальный), E (цифровой без посредников), F (текучий).
По всей видимости, последняя стадия (под пиктограммой облака) получила свое название, исходя из природы облачного хранения данных, когда данные могут перетекать из одного дата-центра в другой по всему миру.
Рис. 10 говорит о глобализации бизнеса на основе резкой экономии расходов на логистику на базе цифровых технологий, которые позволяют обслуживать практически неограниченное количество прямых связей с клиентами, особенно если основная бизнес-функция состоит в посредничестве за счет обеспечения встречи клиентов, партнеров и сторонних провайдеров на собственной бизнес-платформе.
Все обсуждаемые трансформации на рис 10, связанные с внедрением цифровых технологий, не исключают наличие последующих стадий трансформации под действием определенных новых технологий, таких как Интернет вещей, искусственный интеллект, 3D-печать, блокчейн и других трансформирующих технологий, например тех, что отмечены на рис. 11.
Степень трансформационного эффекта от них может быть разной, что позволило авторам разделить их на тактические и стратегические; следовательно, возможно говорить и о разном эффекте трансформации от данных цифровых технологий – тактическом и стратегическом.
Если одни авторы выделяют разные виды цифровой трансформации на разных этапах развития ИКТ, другие говорят о том, что цифровая трансформация связана с некоторым определенным набором технологий. Существует даже мнение, что появление третьей платформы (облака, мобильность, соцсети, большие данные) – это именно тот рубеж, который и привел к цифровой трансформации. По мнению приверженцев данной точки зрения [11, http://www.infoworld.com/artic-le/3080644/it-management/what-digi-tal-transformation-really-means.html], все предыдущие технологии лишь готовили цифровую трансформацию. Оцифровка была “прокладыванием пути” для будущей трансформации. Используя цифровые инструменты для автоматизации и улучшения существующего способа работы, цифровизация не изменяла бизнес принципиально и не задавала новых правил игры. Системы типа MRP, ERP, CRM в первую очередь были направлены на поддержание существующей бизнес-модели, фиксируя бизнес-процессы в электронном виде, обеспечивая неизменность записей, более высокую надежность их сохранения. Компании, действительно внедрившие цифровую трансформацию, создают целую экосистему, которая размывает границы между цепочкой поставок, исполнителями, партнерами, клиентом, так называемой толпой, и эта модель в существенной мере определяет работу всей вышеобозначенной экосистемы.
Под это определение попадают многие OTT-компании, которые обычно упоминаются в контексте цифровой трансформации как компании, которые предлагают новую бизнес-модель ухода от нецифровых активов, такие как Skype – крупнейший провайдер голосового трафика, который не имеет собственной сетевой инфраструктуры, как Netflix – одна из наиболее быстрорастущих компаний по предложению ТВ-контента и не имеющая собственной кабельной инфраструктуры, YouTube – крупнейшая сеть по распространению контента и не занимающаяся его производством, Uber – крупнейшая компания такси, не имеющая своих автомобилей.
Но все компании не могут перейти в цифровой мир, кому-то нужно предлагать материальную инфраструктуру. Тем более что пойти по стопам и составить конкуренцию перечисленным компаниям на локальном уровне в своей стране очень трудно именно в силу глобальности их бизнеса и низких затрат на его масштабирование.
Так может ли компания, отягощенная традиционным бизнесом, внедрить цифровую трансформацию, или ей нужно для этого полностью перейти на бизнес цифровой? Похоже, не все аналитики связывают цифровую трансформацию с цифровыми компаниями. Например, в работе [12, http://timoelliott.com/blog/2015/12/what-is-digital-disruption-really.html] выражается такая точка зрения: “По своей сути цифровая трансформация не связана с “единорогами”, работающими через Интернет. Речь идет об использовании новейших технологий, чтобы делать то, что вы уже делаете, но лучше”.
Бизнес-трактовка цифровой трансформации делает акцент на слове "трансформация", которая наступает тогда, когда бизнес перестает развиваться. Когда бизнес растет вместе с рынком, постоянно обновляя продукты и предложения, получая новых клиентов и увеличивая отдачу от имеющихся, бизнес не нужно трансформировать – это дорого и опасно. Компании вынуждены прибегать к трансформации, когда их бизнес достигает точки, после которой он не может развиваться. Важны не конкретные технологии, а некоторые рекомендации по изменению бизнеса в эпоху перехода на цифровые технологии.
Ряд аналитиков пытаются разработать универсальный набор рекомендаций по оптимизации бизнеса методами цифровой трансформации. Например, в работе [13, https://www.slidesha-re.net/cignexglobal/roadmap-for-enter-prise-digital-transformation-the-open-source-way] в этот список попали внедрение платформ на основе SCAM (Social, Mobility Analytics Cloud); модернизация наследуемых ИКТ-платформ; упрощение IТ-приложений, стандартизация IТ-инфраструктуры; развитие аналитических возможностей; освоение “консьюмеризации IТ”; использование геймификации в корпоративном управлении; внедрение технологий быстрого обучения и гибкой организации коллектива. Иными словами, это спектр советов любой аналитической компании, которая дает рекомендации по оптимизации бизнеса с точки зрения развития информационных технологий.
Аналогично в работе [14, https://www.slideshare.net/econsul-tancy/digital-transformation-ashley-fri-edlein-ceo-econsultancy] наличие цифровой трансформации определяется по наличию соответствующей стратегии, наличию современных технологий обработки информации, включая облака и средства аналитики, способы организации рабочих групп и рабочих процессов (см табл. 1).
Общие рекомендации примерно одни и те же. Однако когда речь заходит о конкретной отрасли, спектр трансформирующих технологий уточняется, фокус смещается. Характерным примером является телеком-отрасль. Признание необходимости цифровой трансформации здесь также кроется в экономических предпосылках – стагнации телеком-рынка, который практически не растет, в то время как вложения в инфраструктуру этого рынка требуются немалые. Телеком-операторы отмечают замедление роста доходов, отсутствие увеличения APRU, увеличение стоимости конкуренции с точки зрения операционных и капитальных затрат и конкуренцией с OTT-провайдерами, снижение прибыли на фоне стагнации доходов от голосовых услуг и SMS. Цифровая трансформация рассматривается именно как способ выхода из данной ситуации.
Говоря о том наборе технологий, который может решить подобные проблемы, неизбежно проявляется отраслевая специфика. Для телеком-операторов цифровая трансформация – это выход за рамки традиционных для телеком-отрасли бизнес-сценариев с фокусом как на B2C-, так и на B2B-сегмент, возможность обеспечить массовый доступ к различного рода развлекательным и финансовым сервисам. Для домашних пользователей предложить ШПД с фокусом на доставку тяжелого видеоконтента (оптимизация операторов по предоставлению так называемого Big Video) и построение сервисов умного дома. Для корпоративных пользователей – возможность доставлять различные облачные сервисы, в том числе “заточенные” под определенные вертикальные индустрии.
Важным направлением трансформации для телекомоператоров является также перестройка архитектуры сетей с помощью SDN, переход от специализированной аппаратной реализации сетевых функций на их программную реализацию в стандартном серверном оборудовании.
Важной технологией с точки зрения цифровой трансформации для телеком-операторов являются IoT-технологии, которые по сути изменяют само понятие “пользователь”, по мере того как в эту категорию все в большей степени попадают подключенные устройства.
В банковской сфере свой фокус – существенная трансформация банковского бизнеса связывается с блокчейн-технологией. Так что наряду с общими технологическими трендами в каждой отрасли есть свой набор технологий, которые попадают в центр внимания при разговорах о цифровой трансформации.
1. Цифровая экономика может быть выражена как часть ВВП, однако большинство исследователей подчеркивают, что помимо прямого вклада в ВВП, который можно подсчитать, существует косвенный вклад в ВВП, оценка которого затруднена.
2. Разные источники дают разную методику количественной оценки вклада цифровой экономики в ВВП. Например, BCG предлагает связывать ЦЭ с работой национальных компаний, то есть учитывать экспорт, осуществляемый национальными компаниями в зарубежные страны, и не учитывать импорт ИКТ-продуктов и сервисов. Очевидно, возможны другие варианты.
3. Существует ряд методик, предлагающих численные коэффициенты, которые позволяют оценить зрелость цифровой экономики в стране, при этом разные аналитики пользуются разными коэффициентами, что не позволяет говорить об универсальном коэффициенте, однозначно определяющем уровень развития цифровой экономики.
4. Разговоры о доле цифровой экономики в ВВП без указания методики могут приводить к противоречивым оценкам.
5. Термин “цифровая трансформация” имеет разное наполнение в разных публикациях. В узком смысле – это переход от аналоговой формы к цифровой. В самом широком плане – это трансформация бизнеса, приводящая к росту производительности труда в конкретный период за счет перехода на те или иные новые цифровые прорывные технологии, и для каждого периода характерна своя цифровая трансформация.
В ряде работ цифровая трансформация связывается с конкретными технологиями, например с так называемыми технологиями третьей платформы (мобильность, облака, большие данные, соцсети).
Однако очевидно, что по мере появления новых технологий будет происходить уточнение наполнения понятия “цифровая трансформация”.
Опубликовано: Журнал "Broadcasting. Телевидение и радиовещание" #3, 2017
Посещений: 32016
Автор
| |||
В рубрику "Оборудование и технологии" | К списку рубрик | К списку авторов | К списку публикаций
